Миссис Хемингуэй - Страница 69

– Тут ему шестьдесят.

– Видели бы вы его в молодости – просто юный бог. – Куццемано подошел вплотную к портрету. – Очень похож. Просто очень.

Мэри странно это слышать, ведь Куццемано не видел Эрнеста лет десять. Библиофил отходит от портрета, усаживается на диван, подложив подушку под поясницу. Оглядывает комнату, выхватывая цепким глазом черепа, шкуры, книги. Пожалуй, перед выходом стоит его обыскать на предмет рукописей и столового серебра.

Мэри садится на диван напротив, уже готовая спросить, чем обязана его визиту, когда Куццемано заговаривает сам:

– Видите ли, Эрнест всегда питал ко мне антипатию, – сообщает он, точно отвечая на незаданный вопрос. – Даже тогда в Антибе, когда он был никем. Он просто не понимал, что я стараюсь ему помочь. Найти утраченное: саквояжи, потерянные романы, стихи. Зельда и Скотт никогда не относились ко мне с таким презрением.

– Быть может, потому что вы не стеснялись угощать их выпивкой.

– Хемингуэи, Фицджеральды, Мерфи. Господи, как же мне хотелось попасть в этот круг: сливки общества, бомонд Ривьеры. Мэри, эти люди, они были… небожителями.

– Какая теперь разница, мистер Куццемано. Все в прошлом.

Он смотрит не мигая на край стола.

– Когда Зельда погибла в огне, у меня в памяти сразу всплыла та ночь в Антибе: Эрнест нес ее на плече – так пожарный выносит людей из пламени, а Скотт еще кидался в него инжиром. Та ночь на вилле «Америка». Она была волшебной.

Мэри никогда не слышала про историю с инжиром. Интересно, это правда? Друзья говорили, Куццемано соврет – недорого возьмет.

– Бедняжка Зельда, – вздыхает он. – Она ненавидела Эрнеста. И была в этом одинока. Все остальные его обожали, причем не только женщины. Из кожи вон лезли, лишь бы ему угодить. Взять хоть Файф. Она была вроде меня. – Он поднял брови. – Я всегда считал, – произносит он медленно, словно это его последний шанс благовидно объяснить свои намерения, – что смогу найти саквояж Эрнеста. Я давал объявления в парижские газеты. Я опросил носильщиков, железнодорожников, нашел даже женщину, у которой Хэдли покупала сигареты. Конечно, я ничего не добился. Но я верил, что когда-нибудь разыщу его. А потом я вручил бы Эрнесту найденную реликвию, и он меня простил бы и захотел бы стать моим другом. Каким я был дураком. Я ошибался.

Мэри внимательно смотрит на Куццемано. А ведь ему, пожалуй, сильно за пятьдесят, он постепенно догоняет Эрнеста, просто у него лицо без возраста. Есть люди, над которыми время не властно.

– Хотите кофе?

Он кивает и оглядывается на портрет.

* * *

Когда она возвращается в гостиную, Куццемано все так же сидит на диване, сложив руки на коленях. Он широко улыбается ей, по-детски радуясь:

– О, печенюшки!

Мэри ставит поднос на кофейный столик, окидывает взглядом комнату. Гарри запросто мог стащить что-нибудь, пока она возилась с кофеваркой.

Погода успела перемениться, по оконному стеклу барабанит дождь. Мэри зажигает свет.

– Что я могу сделать для вас, мистер Куццемано? Какова цель вашего приезда? Паломничество или торг? Или, быть может, отпущение грехов?

– Я хочу забрать свои письма, – спокойно ответил он.

Мэри лишь молча подлила ему кофе.

– Сливок?

Он покачал головой.

– Сахару?

Вновь отрицательный ответ.

Мэри отхлебнула из своей чашки.

– Зачем они вам?

– Я хочу. – Куццемано, облизнув губы, берет печенье, потом кладет обратно на тарелку. Похоже, нервничает. – Я хочу стереть свое имя из анналов.

В окне за его спиной хлещет ливень, над чашкой поднимается пар.

Мэри вспоминает, что действительно обнаружила в кабинете пять-шесть писем, подписанных его экстравагантным почерком: «Г. Куццемано». Довольно скромная подпись для человека, который десятилетиями паразитировал на них, как блоха на собаке, продавая их рукописи, их письма, их документы.

– Почему я должна сказать вам «да»? Когда у всех остальных нет такой возможности?

– Это письма безумца, Мэри. Я дразнил и задирал его. Я его. – Он отпивает кофе. – …Слишком обожал. Позвольте мне вычеркнуть себя из его жизни. Я сжег его письма ко мне. Отдайте мне эти письма, и я брошу их в огонь. Я не хочу быть в его биографии даже сноской.

Куццемано смотрит на нее честными глазами. Потом берет с тарелки отложенное печенье и надкусывает.

Задвижка на двери кабинета открывается беззвучно. Мэри распахивает окно – воздух в комнате застоялся. У окна – конторка Эрнеста, за которой он работал стоя. Пишущую машинку почистили и заменили в ней ленту всего за несколько недель до его смерти. Горделиво поблескивая боками, она словно все еще ждет прикосновения его пальцев.

В кабинете собраны все бумаги, которые ей удалось вывезти с «Финки». Она привезла ящики с рекомендациями врача, письма от адвокатов, издателей, иностранных редакторов, банковские извещения. Бумага поражена тропическим грибком. Прибыв на Кубу, Мэри на полном серьезе предложила слуге вывести «Пилар» в море и затопить ее. Ну в самом деле, что ей делать с такой яхтой? За ней надо ухаживать, красить, просушивать, заботиться. Так что Мэри твердо сказала, что «Пилар» будет правильнее всего вывести в море и затопить, пусть ее поглотит морская вода. «Отказ от прав», – отличная формулировка, думает Мэри, роясь в бумагах. Боже, сколько у нее всего, о чем нужно заботиться! Временами хочется отказаться от прав даже на самый последний, самый жалкий клочок бумаги.

Мэри находит письма Куццемано и просматривает следующую папку. Складывает вместе все бумаги, где упоминается имя неуемного библиофила. Хотя наверняка найдется что-то еще. Перед тем как покинуть кабинет, Мэри еще раз смотрит на сейф. Пора разыскать наконец ключ и заглянуть туда. Она выходит из кабинета и запирает за собой дверь.