Миссис Хемингуэй - Страница 6

После сумрака собора свет снаружи казался слепящим. Выходя, Хэдли и Джинни увидели Файф, непостижимым образом опередившую их. Она сидела и курила у входа в своем бесформенном мужском пальто, с вызывающим торжеством в глазах.

– Слушай, я лучше пойду. – Джинни резко вскочила, разлив чай. – О господи, извини! Дай тряпку, я вытру.

– Ничего страшного.

– Ну дай, пожалуйста.

Однако когда Хэдли вернулась, Джинни уже промакивала пол носовым платком, быстро покрывавшимся бурыми пятнами.

– Эти перемены настроения Файф. – Хэдли стояла на четвереньках и терла пол тряпкой. – Они как-то связаны с Эрнестом?

Джинни выпрямилась с печальной улыбкой.

– Да, думаю, они увлечены друг другом.

Она произнесла это медленно и тихо, словно обе вновь стояли под сенью собора.

Выжимая тряпку в раковину, Хэдли заметила, что испачкала обручальное кольцо.

– Я знаю, это ничего не меняет. – Джинни стояла позади. – Но Файф обожает тебя. Так же, как и я. То, что произошло, – это. – она оглядела комнату, точно в поиске слова, которое прозвучало бы наименее абсурдно, – случайность. Она не хотела. Просто Эрнест так действует на женщин. Она просто… не устояла.

Когда Эрнест пришел, у Хэдли был уже приготовлен ужин и бутылка мюскаде. Весь вечер он был очень мил и живо интересовался, как она провела выходные в Шартре в компании сестер Пфайфер. У их ног играл Бамби, ликуя, что и maman, и papa наконец дома. Уже уложив его спать, Хэдли сказала мужу, что все знает.

Сначала Эрнест казался пристыженным, но потом разозлился, что она подняла эту тему. Хэдли была готова к тому, что он попытается перевести стрелки на нее, словно именно она, назвав вещи своими именами, стала главной виновницей.

– А что, по-твоему, я должна была сделать? – спросила она. – Промолчать?

Хэдли собрала тарелки, сполоснула их на кухне под краном, вернулась в комнату.

– Ладно. – Она с радостью ощутила, что гнев чуть отступил. – Я никогда больше не упомяну ни о чем, если ты сам положишь конец всему этому. Но ты должен дать слово, что с этим покончишь.

Эрнест пообещал – и молчание разверзлось между ними.

5. Антиб, Франция. Июнь 1926

Дневная жара достигла апогея. Понтон относит от берега, насколько позволяют натянувшиеся цепи. Насекомые на отмели гудят все громче и звонче, как будто кто-то невидимый медленно сдавливает их пальцами. Тени деревьев перетекают в воде, словно уксус в масле.

Хэдли жарится на солнышке, а Эрнест упражняется в подводном плавании. Неожиданно с пляжа доносится длинный свист. Кто-то к ним плывет. И хотя лица пока еще не различить, Хэдли знает: это Файф. Хемингуэи смотрят, как она приближается, взбивая кружево пены сильными гребками.

Файф, улыбаясь, выбирается на деревянный настил. Некоторое время восстанавливает дыхание, а затем произносит с нарочитым английским акцентом:

– Привет, ребята! Раненько вы сегодня поднялись. – Энергичная и ясноглазая, как всегда, она стряхивает воду с коротких волос. – Лавочник в Жуане говорит, жарко не по сезону. Не по сезону, сказал он, hors de saison. Или он имел в виду, что это внесезонная жара? Даже и не знаю. В общем, что температура не июньская.

Вообще-то Хэдли уже собиралась плыть назад – ее светлая кожа легко обгорает, но теперь ей придется остаться. Все трое уселись на понтоне, болтая в воде ногами. Муж мрачно поглядывает то на одну, то на другую – до Антиба Хэдли не доводилось видеть у Эрнеста такого выражения лица. А еще она замечает, как любовница украдкой бросает страдальческие взгляды на его обнаженную грудь, которую жгучее солнце Антиба покрыло великолепным бронзовым загаром.

– Мне сегодня с утра что-то паршиво. – Файф снова поворачивается к Хэдли. Вчера ночью они допоздна пили и болтали, сплетничая об общих друзьях с яростной ожесточенностью, которую хотели бы направить друг на друга. Зельда, Скотт, Сара, Джеральд – каждый из них был легкой мишенью для злословия.

– Мы все выпили лишнего, – отвечает Хэдли. – Сама не знаю, почему проснулась так рано.

– Миссия моей жены – не давать мне спать.

Хэдли смотрит в воду на свои бледные ступни.

– Восемь часов – не так уж и рано.

– Никогда не была жаворонком. – Файф поправляет оборки на лямках купальника. – В отличие от Джинни.

Солнечные блики играют на воде, волны гулко ударяют в днище понтона. Эрнест отодвигается в сторону и вытягивается во весь рост. Хэдли наблюдает за ним – через пару минут он уже провалится в сон. Как легко ее муж находит выход из странного мира, который сам же и создал! Хотя приходится признаться, что в этой неловкой ситуации есть и ее вина. В конце концов, ведь именно она пригласила сюда Файф!

Файф, как подобает корреспонденту модного журнала, щебечет о белых кожаных перчатках, которые вчера обнаружила в Жуан-ле-Пене:

– Понимаешь, они стоят не дороже буханки хлеба, я непременно должна заполучить такие. Позвоню хозяину лавки, пусть отложит для меня. Терпеть не могу, когда что-нибудь уплывает у меня из-под носа.

Украдкой друг от друга обе то и дело бросают на Эрнеста плотоядные взгляды, будто готовы слизывать соль с его кожи.

Наконец Файф встает, соединяет ладони над головой – Хэдли видит ее угловатую тень – и ныряет, почти не подняв брызг.

– Уверена, ты тоже смогла бы, – говорит она Хэдли, взбираясь обратно на настил. Вода ручейками сбегает по внутренней поверхности ее бедер. – Ты просто попробуй.

Файф садится так близко к Хэдли, что та ощущает шершавую ткань ее трикотажного купальника. Несмотря на жару, подруга вся покрыта мурашками. А когда наклоняется, то видно, что груди у нее нет. Как может Эрнест любить женщину-мальчика?