На другом конце провода – напряженная тишина, потом Сара уточняет:
– А сам он что ответил? Когда ты спросила его?
– О чем?
– Порвал ли он с Мартой?
– Я не спрашивала. – Файф сдерживает раздражение, умом понимая, что глупо сердиться на подругу за одно упоминание имени соперницы.
– Так провентилируй с ним это дело.
– Если я только заикнусь об этом, рухнет вся, – Файф чуть не сказала «иллюзия», но ведь тут нет ничего иллюзорного, что бы там ни говорила Сара. – Понимаешь, кажется, он вернулся, чтобы все исправить.
Опять пауза. Разве для того она звонила подруге? Чтобы та разрушила все ее надежды? А может, Файф сама на это нарывается, а Сара рада помочь?
– Ты должна убедиться, что Марта вышла из игры! – настаивает миссис Мерфи.
Хочется застонать. Рассказать, как на прошлой неделе, когда о ее ноги потерся котенок, она ощутила, как давно к ней никто не прикасался.
– Ты не должна на это поддаваться, пока не будешь точно знать, что она выведена за кадр. Я не хочу тебя ранить, но пойми, тебе может стать в тысячу раз больнее, оттого что Эрнест подал тебе ложную надежду. Что ты будешь делать тогда? Если он вернется к ней?
Нет, Сара ошибается. Эрнест навсегда покинул берег Марты. И возвратился домой.
– Это не повторится. Я точно знаю.
Файф обещает позвонить еще, чтобы поточнее уговориться на следующие выходные.
– Не забудь про коробки от хлопьев, – напоминает Сара, но как-то слишком печально, словно речь идет не о подготовке к празднику. Файф вешает трубку, с тревогой глядя на телефон, словно ожидая, что он вот-вот превратится в какое-нибудь гадкое животное.
В саду жарко, хотя уже вечер. Файф поднимается по железной лесенке к кабинету Эрнеста на втором этаже каретного сарая и легонько стучит в окно. Эрнест, оторвавшись от работы, улыбается ей. Файф показывает, будто пьет из невидимого стакана, и он кивает, смеясь ее пантомиме.
Она возвращается на кухню и наливает себе джин-тоник, а ему относит скотч с ломтиком лайма, аккуратно ставит стакан среди бумаг и целует мужа в макушку. Он все еще с головой в своей пьесе – интересно, когда он даст ее почитать? Все десять лет Файф читала и редактировала все, что он писал. И теперь не станет тревожить его, погруженного в работу. Если она и любит что-то больше, чем Эрнеста, так это его тексты.
Файф сидит за столиком у бассейна, слушая стук пишущей машинки. Деревья вокруг покрыты вуалью бородатого мха, через двор шествует павлин. Птицу подарила им Джейн Мэйсон, предшественница Марты, и каждый раз, когда павлин попадал в поле зрения Файф, ей хотелось взять винтовку и выстрелить ему в голову. С Джейн дело продлилось недолго: что-то около полугода. Это произошло несколько лет назад, и до появления Джейн Файф считала, что они абсолютно счастливы. Они всюду ездили вместе: охотились на перепелов в Вайоминге, смотрели бои быков в Андае. А когда им приходилось разлучаться, писали друг другу длинные письма, словно боясь прервать разговор. Куда бы он ни отправился, она тосковала по нему и, когда его не было, могла в любой момент разрыдаться – переходя улицу или грызя шоколад.
А потом появилась Джейн – белокурая и голубоглазая, и Эрнест зачастил на Кубу. Но Файф никогда не видела в Джейн сколько-нибудь серьезной угрозы: девица была слишком взбалмошная: однажды, поссорившись с Эрнестом, она выбросилась с балкона и сломала позвоночник. А Эрнест любил женщин здоровых и счастливых, так что его мимолетное увлечение закончилось так же быстро, как и началось.
Но энергичная, пышущая здоровьем мисс Геллхорн совершенно не похожа на тихую мисс Мэйсон. Наверху стрекочет пишущая машинка, в нос при каждом глотке ударяет горьковатый запах джина. Кусочки льда гремят в бокале, как перебитые кости. Запустив руку в волосы, Файф ощущает в них остатки дневной жары и залпом допивает коктейль.
Что за влекущая сила ему дана? Что за магнетизм заставляет женщин прыгать с балконов и отправляться на войну? Почему ради Эрнеста они закрывают глаза на измены и готовы жить втроем, лишь бы остаться с ним навсегда?
Была уже половина восьмого, фасолевый суп остывал, а Файф, Джеральд и Сара все сидели в ожидании Эрнеста, который даже не удосужился сообщить, когда собирается появиться и занять свое место за обеденным столом в доме 907 на Уайтхаус-стрит.
Сара не из тех, кто терпит подобные вещи. Она решительно занесла ложку над тарелкой.
– Думаю, мы начнем.
– Эрнест вот-вот подойдет, – поспешил заверить Джеральд, смущенно глядя на жену, грозно посматривающую на дверь при каждом шорохе. Он провел языком по губе, словно по краю конверта, и накрыл ладонью руку Сары. – Мальчик сказал, Эрнест обернется за десять минут.
Файф встала и распахнула окно, но свежее в комнате не стало. Пуансетия на столе, которую она срезала сегодня в саду, уже поникла, льняная скатерть обвисла.
– Да боже мой, уже двадцать минут прошло, – свирепо шепнула Сара, роняя нож для масла. – Я сейчас умру с голоду!
Нагнувшись за ножом, Джеральд положил его рядом с ее тарелкой, потом сочувственно улыбнулся Файф, словно говоря: «Брак – такая штука, ничего не поделаешь!»
Файф неотрывно смотрела на пустое место напротив. В последние несколько месяцев Эрнест нервничал по поводу приема, который получил один из его рассказов. По вечерам у него случались приступы делирия, переходившие в тоску, которая все больше отдаляла его от Файф. Их домашний бар, виднеющийся сейчас за потным плечом Сары, теперь приходилось пополнять дважды в неделю. Эрнест всегда был не дурак выпить, но не до такой степени – сейчас он словно пытался убить какую-то часть себя.